Шепни что осенью придешь

И снова о любви. Ожидание.

«Шепни, что осенью придешь –
И лето я смахну,
Как надоевшего шмеля,
Прилипшего к окну.
А если год придется ждать –
Чтобы ускорить счет –
Смотаю месяцы в клубки
И суну их в комод.
И если впереди – века,
Я буду ждать – пускай
Плывут века, как облака
В заокеанский рай –
И если встреча суждена
Не здесь – в ином миру,
Я жизнь сдеру – как шелуху –
И вечность изберу –
Но мне – увы – неведом срок –
И день в тумане скрыт –
И ожиданье – как оса
Голодная – язвит.»(с)

перевод стихотворения Эмили Дикинсон
переводчик Григорий Кружков

Другие статьи в литературном дневнике:

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Источник

Эмили Дикинсон. Любимые стихи и их переводы ( 14 )

Из сотен прочитанных замечательных стихов Эмили Дикинсон я выбрала здесь самые любимые, сопроводив их прекрасным, на мой взгляд, переводом на русский язык. Авторов нескольких переводных стихов найти не смогла.

При жизни опубликовала менее десяти стихотворений (большинство источников называют цифры от семи до десяти) из тысячи восьмисот, написанных ею. Даже то, что было опубликовано, подверглось серьёзной редакторской переработке, чтобы привести стихотворения в соответствие с поэтическими нормами того времени. Стихи Дикинсон не имеют аналогов в современной ей поэзии. Их строки коротки, названия, как правило, отсутствуют, и часто встречаются необычная пунктуация и использование заглавных букв. Многие её стихи содержат мотив смерти и бессмертия, эти же сюжеты пронизывают её письма к друзьям.

Хотя большинство её знакомых знали о том, что Дикинсон пишет стихи, масштаб её творчества стал известен только после её смерти

Паук – сам из себя – прядет
Серебряный уток –
Разматывая, как танцор,
Мерцающий моток –
Его призванье – украшать
Убогость наших стен –
Как бы из пустоты – творя
Свой дивный гобелен –
Из мысли – целый мир соткать –
И радугу – из мглы –
Чтоб через час – комком свисать
С хозяйкиной метлы –

(пер. Григорий Кружков)

Семья Дикинсон занимала почтенное положение в Амхерсте, штат Массачусетс. Дед поэтессы был одним из основателей Амхерстского колледжа, где ее отец служил казначеем, одновременно занимаясь адвокатской практикой и политической деятельностью – однажды он даже избирался в Палату представителей Конгресса США. Выросшие дети не разлетелись из гнезда: старший брат Остин, женившись, жил в соседнем доме, младшая сестра Лавиния, как и Эмили, не вышла замуж.

Главным событием молодости Эмили Дикинсон стала, по-видимому, дружба с молодым адвокатом Бенджамином Ньютоном, проходившим практику в конторе ее отца. Он руководил чтением, учил восхищаться великой поэзией, понимать красоту и величие мира. В 1850 году он уехал из Амхерста, а три года спустя умер. Много позднее Дикинсон вспоминала: “Когда я была еще совсем девочкой, у меня был друг, учивший меня Бессмертию, – но он отважился подойти к нему слишком близко – и уже не вернулся”.

В разлуке с Ньютоном у Эмили созрела мысль посвятить свою жизнь поэзии. Но после смерти старшего друга источник ее стихов пересох. Новое дыхание пришло в конце 1850-х годов, в разгар эпистолярного романа с сорокалетним священником из Филадельфии Чарльзом Уодсвортом. Была ли это любовь, душевная привязанность или мистическая близость, ясно одно – это было чувство исключительной интенсивности. Оно породило настоящий творческий взрыв: подсчитано, что только за три года с 1862 по 1864 ею написано более семисот стихотворений.

В том же самом 1862 году случилось так, что Эмили Дикинсон завязала переписку с известным в Новой Англии литератором Томасом Хиггинсоном, ставшим на многие годы ее постоянным корреспондентом и “поэтическим наставником”, а также издателем первого ее сборника стихов – но уже после смерти поэтессы.

Я взял слова “поэтический наставник” в кавычки, потому что их отношения были своеобразны: в каждом письме Эмили просила у Хиггинсона оценки и совета, назвала себя смиренной ученицей, но ни разу не воспользовалась его советами и продолжала все делать по-своему. А он указывал на просчеты и огрехи в ее стихах – неправильные ритмы и рифмы, странную грамматику – все, что было индивидуальной, во многом новаторской манерой Дикинсон, и что сумели адекватно оценить лишь критики XX века.

Литературное наследие Эмили Дикинсон – около тысячи восьмисот стихотворений, большая часть которых была найдена в комоде после ее смерти, и три тома писем, многие из которых не менее замечательны, чем ее стихи.

(из предисловия к собственным переводам стихов Е.Д. )

Time is a Test of Trouble,
But not a Remedy-
If such it prove, it prove too
There was no Malady-

Сказали: «Время лечит».
Не лечит никогда.
Страданье, как и мышцы,
Лишь укрепят года.

Too few the mornings be,
Too scant the nigthts.
No lodging can be had
For the delights
That come to earth to stay,
But no apartment find
And ride away.

Здесь слишком кратки дни
И скудны ночи,
Чтобы могли они
Сосредоточить
Восторги, что здесь жить хотели,
Но не нашли приюта
И улетели.

The Road was lit with Moon and star—
The Trees were bright and still—
Descried I—by the distant Light
A Traveller on a Hill—
To magic Perpendiculars
Ascending, though Terrene—
Unknown his shimmering ultimate—
But he indorsed the sheen—

Звезда над полем – и луна
Осеребрила склон –
Далекий путник на холме
Сияньем окружен –
Какую он штурмует высь –
Печальный сын равнин?
Но эту даль и млечный свет –
Он оправдал – один –

(пер. Григорий Кружков)

To mend each tattered Faith
There is a needle fair
Though no appearance indicate
‘Tis threaded in the Air

And though it do not wear
As if it never Tore
‘Tis very comfortable indeed
And spacious as before

Чтоб аккуратно зачинить
Изодранную Веру –
Нужна невидимая нить –
Из воздуха – к примеру –

Стежок невидимой иглы –
Взгляните – вот как ловко –
И вновь она – целехонька –
Сияет, как обновка!

(пер. Григорий Кружков)

How much the present moment means
To those who’ve nothing more —
The Fop — the Carp — the Atheist —
Stake an entire store
Upon a Moment’s shallow Rim
While their commuted Feet
The Torrents of Eternity
Do all but inundate —

Как много значит миг для тех,
Кто только им богат!
Повеса – Щеголь – Атеист –
Лелеют – будто клад –
Один быстротекущий миг –
Пока у самых ног
Вскипает – затопляя их –
Бессмертия поток –

(пер. Григорий Кружков)

A Word dropped careless on a Page
May stimulate an eye
When folded in perpetual seam
The Wrinkled Maker lie

Одна случайная строка
Порой зацепит глаз –
Когда творца простыл и след –
Сильна зараза фраз –

И через целые века,
Быть может, ты вдохнешь –
Того отчаянья туман –
Той малярии дрожь.

(пер. Григорий Кружков)

I held a Jewel in my fingers –
And went to sleep –
The day was warm, and winds were prosy –
I said «‘Twill keep» –

Я сжала аметист в руке –
И спать легла –
“Он мой, – шептала я сквозь сон –
В нем нету зла”.
Проснулась – где мой талисман?
Исчез – во сне –
Лишь аметистовая грусть –
Осталась мне –

(пер. Григорий Кружков)

If you were coming in the Fall,
I’d brush the Summer by
With half a smile, and half a spurn,
As Housewives do, a Fly.

If I could see you in a year,
I’d wind the months in balls—
And put them each in separate Drawers,
For fear the numbers fuse—

If only Centuries, delayed,
I’d count them on my Hand,
Subtracting, til my fingers dropped
Into Van Dieman’s Land,

If certain, when this life was out—
That yours and mine, should be
I’d toss it yonder, like a Rind,
And take Eternity—

But, now, uncertain of the length
Of this, that is between,
It goads me, like the Goblin Bee—
That will not state— its sting.

Шепни, что осенью придешь –
И лето я смахну,
Как надоевшего шмеля,
Прилипшего к окну.
А если год придется ждать –
Чтобы ускорить счет –
Смотаю месяцы в клубки
И суну их в комод.
И если впереди – века,
Я буду ждать – пускай
Плывут века, как облака
В заокеанский рай –
И если встреча суждена
Не здесь – в ином миру,
Я жизнь сдеру – как шелуху –
И вечность изберу –
Но мне – увы – неведом срок –
И день в тумане скрыт –
И ожиданье – как оса
Голодная – язвит.

(пер. Григорий Кружков)

It dropped so low – in my Regard –
I heard it hit the Ground –
And go to pieces on the Stones
At bottom of my Mind –
Yet blamed the Fate that flung it – less
Than I denounced Myself,
For entertaining Plated Wares
Upon My Sliver Shelf –

Столь низко пал – в моих глазах –
Я видела – как он –
Вдруг раскололся на куски –
Издав печальный звон –
Но не судьбу бранила я –
А лишь себя одну –
Что вознесла – такой предмет –
В такую вышину –

(пер. Григорий Кружков)

Not all die early, dying young—
Maturity of Fate
Is consummated equally
In Ages, or a Night—

A Hoary Boy, I’ve known to drop
Whole statured—by the side
Of Junior of Fourscore—’twas Act
Not Period—that died.

Не всяк умерший молодым
Безвременно поник –
Бывает юноша – седым,
Ребячливым – старик.
Судьба свершается над тем,
Кто стать собой успел –
Деяний счет, а не годов
Решает – кто созрел.

(пер. Григорий Кружков)

To pile like Thunder to its close
Then crumble grand away
While Everything created hid
This — would be Poetry —

Or Love — the two coeval come —
We both and neither prove —
Experience either and consume —
For None see God and live —

Нагромоздить миры – как гром –
И разнести их в прах –
Чтоб содрогнулись все и вся –
Вот это – о стихах –

И о любви – они равны –
То и другое – Вспых –
И – Тьма – кто Бога увидал –
Тому не быть в живых –

(пер. Григорий Кружков)

The Dying need but little, Dear,
A Glass of Water’s all,
A Flower’s unobtrusive Face
To punctuate the Wall,

A Fan, perhaps, a Friend’s Regret
And Certainty that one
No color in the Rainbow
Perceive, when you are gone.

Что нам потребно в смертный час?
Для губ – воды глоток,
Для жалости и красоты –
На тумбочке цветок,
Прощальный взгляд – негромкий вздох –
И – чтоб для чьих-то глаз –
Отныне цвет небес поблек
И свет зари погас.

A word is dead
When it is said,
Some say.
I say it just
Begins to live
That day.

Мысль умирает, говорят,
Лишь произнесена.
А я скажу,
Что в этот миг
Рождается она.

Источник

LiveInternetLiveInternet

—Метки

—Рубрики

—Цитатник

✨Непостижимо трагичная судьба великой виолончелистки Жаклин Дю Пре «Я никак не мог.

Kalns un Laime, Гора и Счастье В 1911 году в Риге, в Гризинькалнсе родилс.

=Еврейские мальчики= 110 лет назад родился мальчик, которому суждено было стать одним из сам.

✨Выдающийся портретист Савелий Сорин Его имя, к сожалению, почти неизвестно мног.

✨ 1925-й год. Знаменитый танцевальный зал Монпарнаса «Бюлье». П.

—Музыка

—Кнопки рейтинга «Яндекс.блоги»

—Поиск по дневнику

—Подписка по e-mail

—Статистика

Эмили Дикинсон (1830–1886)

Так сложилось, что при жизни Эмили Дикинсон не была известна широкому кругу, в печать были поданы всего пару десятков ее стихов, которые поддались жесткой редактуре для приведения к общим поэтическим нормам ее работ. При этом за всю жизнь поэтесса написала более 1800 стихотворений, большинство из которых не имеет названий, строчки довольно короткие, в которых Эмили Дикинсон чудно использует заглавные буквы и пунктуацию, не характерную английской грамматике. Все эти работы стали известный широкой публике только после смерти Эмили, и только спустя 70 лет были изданы в первозданном виде без переработки.

Именно благодаря такому своеобразию ее стиля написания, аналогов ее стихов найти нельзя до сих пор в мировой литературе.

Предчувствие — это длинная тень на лугу,
Когда солнце сгибает свой путь в дугу,
Говоря перепуганной этим траве,
Что ночь — уже на дворе

Взгляни на время благодарно,
Оно старалось, как могло;
Как нежно озаряет солнце
Все человеческое зло!

Четыре дерева — в пустынном месте —
Без всякого порядка,
Или плана, или видимости смысла —
Растущих вместе.

Солнце — их по утрам приветствует —
Да ветер —
Других соседей — кроме Бога —
Ближе нету.

Их угол им дает — приют —
Они — ему — внимание прохожих —
К тени или — если это дети — к белке —
Дают.

Какое им в Великом Замысле Природы
Досталось место?
Они — в безжалостной отставке — или впереди —
Нам неизвестно.

Источник

Григорий Кружков

© 2011–2021 Григорий Кружков написал
Д. сделала

Эмили Дикинсон Emily Elizabeth Dickinson
1830–1886

Страницы книги — паруса,
Несущие фрегат,
Стихи быстрее скакуна
В любую даль умчат.

Доступен даже бедняку
Беспошлинный проезд.
Скитайся по миру, душа,
Пока не надоест.

Это — письмо, что я миру пишу,
Летопись краткого лета,
Это признанья Природы самой,
Шепот ее без ответа.

В руки невидимые передаю
Царственной нежности слово.
Выслушайте меня, земляки,
И не судите сурово.

Я умерла за Красоту,
Но только в гроб легла,
Как мой сосед меня спросил,
За что я умерла.

«За Красоту», — сказала я,
Осваиваясь с тьмой.
«А я за Правду, — он сказал, —
Мы заодно с тобой».

Так под землей, как брат с сестрой,
Шептались я и он,
Покуда мох не тронул губ
И не укрыл имен.

Вот все, что я вам дать могу
Лишь это — и печаль,
Лишь это — и в придачу луг
И луговую даль —

Пересчитайте еще раз,
Чтоб мне не быть в долгу —
Печаль — и луг — и этих пчел,
Жужжащих на лугу.

Я из жемчужных кружек пью
Лазурный хмель долин —
В подвалах Рейнских не найти
Таких волшебных вин!

Росу и ветер пью взахлеб —
Гулена из гулен —
Пусть перебравшую пчелу
Выталкивают вон

Из загудевшего вьюнка —
И шмель — умерив прыть —
Клянется — больше ни глотка! —
Не перестану пить —

Покуда все святые
Не подбегут к окну
Взглянуть, как я качаюсь —
Опершись — о Луну —

На небе клубы хмурых туч,
Просвета не видать.
Снег на дворе все не решит —
Идти иль перестать.

И ветер — жалуясь — бубнит
Все утро — ах да ох —
Природу можно — как и нас —
Порой застать врасплох.

Два раза я теряла все —
Вот так же, как теперь,
Два раза — нищей и босой —
Стучала в Божью дверь.

И дважды — с Неба — мой урон
Был возмещен сполна.
Грабитель мой — Банкир — Отец —
Я вновь разорена.

В своем морщинистом плаще
Он пылен, как поля.
И песен не слыхал никто
Из уст Нетопыря.

Философ и анахорет —
Он в сумерках раскрыл
Замысловатый зонтик свой
Из двух шершавых крыл.

С каких слетел он дальних сфер —
С каких надлунных гор —
Какие чары древние
В нем дремлют до сих пор —

Об этом знает лишь Творец —
Спросите у него,
Что это — притча — благодать —
Иль просто — баловство?

Аукцион разлуки —
Жестокий ритуал —
Как будто в крест вогнали гвоздь —
И молоток упал.

Его товар — пустыня.
Обычная цена —
Две человеческих души —
А иногда — одна.

Лихой убийца мчится прочь,
А солнышко с высот,
Оглядывая Божий мир,
И глазом не моргнет.

Я знаю — в Альпах есть гора —
Закутана в снега,
Чей лоб касается небес,
Сандальи — городка —

И тыщи лютиков цветут
У исполинских ног —
Сэр, кто вы — в этот летний день —
Гора или цветок?

В такую пору — невзначай —
Одна из улетевших стай
Вдруг прилетит назад.

И солнце — нам внушая дурь —
Льет золотистую лазурь
В открытые глаза.

Тепло — но краткому теплу,
Увы, не обмануть пчелу —
Прозрачный воздух чист,

Но луга поредел букет —
И медленно сквозь зябкий свет
Слетает зыбкий лист.

О таинство закатных дней,
Причастие родных теней —
Ужель разрешено

Мне твой священный хлеб вкусить —
Принять твои дары — испить
Бессмертное вино!

Если я не доживу
До январских дней,
Покормите за меня
Красных снегирей.

Если поминальных крох
Вы им припасли,
Знайте — я благодарю
Вас из-под земли.

Я сжала аметист в руке —
И спать легла —
«Он мой, — шептала я сквозь сон —
В нем нету зла».

Проснулась — где мой талисман?
Исчез — во сне —
Лишь аметистовая грусть
Осталась мне —

Надежда — чудо в перьях —
Она в душе гнездится —
Щебечет песенку без слов
И не угомонится.

Чем холоднее небеса —
Чем ветер свищет злее —
Тем громче песенка слышна —
Тем от нее теплее.

И на чужбине — и в морях —
И в самый лютый шторм
Она щебечет, не прося
Ни крошки — на прокорм.

Я — Никто! И ты — Никто?
Значит — двое нас.
Тише — чтобы не нашли —
Спрячемся от глаз!

Что за скука — кем-то быть!
Что за пошлый труд —
Громким кваканьем смешить
Лягушачий пруд!

Я знаю — хрупок дом —
И тесен окоем —
И скорбь царит кругом —
Что из того?

Я знаю — плоть слаба —
И тлен — равно судьба
Героя и раба —
Что из того?

Я знаю — в Небесах
У Бога на глазах
Сгорят печаль и страх —
Что из того?

Свое божественное общество
Душа найдет —
Когда все избранные — собраны —
И заперт вход —

Пусть колесницы — перед окнами —
Томят коней —
Пусть на колени императоры
Встают пред ней —

Лишь одного — на нем же сходится,
Как клином, свет —
Найдет — и дверь замкнет, как устрица,
И щели нет.

Знаю — Он есть —
Где-то — безмолвно —
Прячет свой образ
От грубых глаз —

В нежной засаде
Ждет — чтоб вернее
Вдруг поразить
Радостью нас!

Но все тревожней
Это притворство —
И обмирает
В страхе — душа —

Не заигрались ли мы
Слишком поздно?
Не далеко ли —
Шутка зашла?

Одна — отраднейшая — есть
Из ересей земных —
Друг друга в веру обратить —
В Религию Двоих.

Так много на земле церквей —
Так мелок ритуал,
Что неизбежна благодать —
Ты, скептик, проиграл.

Сквозь школу мрака — школу праха —
Сперва пройти —
Чтоб облачиться в блеск атласный —
И расцвести —

Чтоб Лилией среди долины
Царить — звеня —
Забыв — тяжелый запах глины —
В сиянье дня.

Алмазы нынче редки,
И диадемы — миф —
Я продаю сережки,
Сама их смастерив —

Не купят — хоть похвалят —
Да кто? да неужель? —
Вчера лишь — королева —
Сегодня — рыжий шмель —

Мы привыкаем к темноте,
Когда погаснет свет —
Лишь на прощанье фонарем
Помашет нам сосед —

И мы ныряет наобум
В глубь ночи — но потом
Виднее делается мгла —
И мы смелей — идем —

И то же самое — внутри —
В глубокой тьме души —
Когда затмится луч звезды —
И ни огня в глуши —

Кто смел — тот сразу же вперед
Рванется наугад —
И в дерево ударит лбом.
Но — постепенно — взгляд

Осваивается впотьмах —
И жизнь — убавив шаг —
Почти как зрячая — бредет —
Сквозь разреженный мрак.

Жужжала муха в тишине —
Когда я умерла.
Казалось — буря — прошумев —
На время замерла —

Печалью высушив глаза —
Казалось — каждый ждал —
Когда войдет сюда монарх
И снова грянет шквал.

Я раздала на память все,
Что я могла раздать —
И вдруг — откуда ни возьмись —
Жужжание опять —

Докучной мухи воркотня —
Терзающая слух —
Но тут — затмился в окнах день —
И свет земной потух —

Шепни, что осенью придешь —
И лето я смахну,
Как надоевшего шмеля,
Прилипшего к окну.

А если год придется ждать —
Чтобы ускорить счет —
Смотаю месяцы в клубки
И суну их в комод.

И если впереди — века,
Я буду ждать — пускай
Хромые тащатся века
Как каторжники — в рай.

И если встреча суждена
Не здесь — в ином миру,
Я жизнь сдеру — как шелуху —
И вечность изберу.

Но мне — увы — неведом срок —
И день в тумане скрыт —
И ожиданье — как оса
Голодная — язвит.

Я с Миром вышла воевать —
В гордыне, как в броне.
Давид был малость посильней —
Но я — смелей вдвойне.

Успела камешек метнуть —
И мощь меня смела.
Был Голиаф — великоват —
Иль слишком я — мала?

Паук — сам из себя — прядет
Серебряный уток —
Разматывая, как танцор,
Мерцающий моток.

Его призванье — украшать
Убогость наших стен —
Как бы из пустоты — творя
Свой дивный гобелен.

Из мысли — целый мир соткать —
И радугу — из мглы —
Чтоб через час — комком свисать
С хозяйкиной метлы —

Мы вновь пошли вперед —
И вывел нас маршрут
К тому скрещенью всех дорог,
Что вечностью зовут.

Дрожа — споткнулся шаг —
В ногах — свинцовый вес —
Град впереди — но перед ним —
Загробья мертвый лес.

Но отступленья — нет,
И нет — пути назад.
А там — Бессмертья белый флаг —
И Бог — у каждых врат.

Все будет так же, как всегда —
День сгонит тьму со щек —
И с треском распахнет рассвет
Свой огненный стручок —

И будут лепетать ручьи —
И клен шуршать листвой —
И не собьется с такта дрозд —
Когда пройдет конвой.

Голгофа или Страшный суд —
Шмелю и горя нет —
Разлука с розой — для него —
Громадней всяких бед.

Его швыряло и трясло —
Мой маленький корвет —
Крутило — и во тьму несло —
Он ждал — когда рассвет —

Он спотыкался — наугад,
Как пьяный, он ступал —
Шатался — руки простирал —
И вдруг — совсем пропал —

Прощай, кораблик мой — прощай!
Ты был — и ты исчез —
Прозрачна океана гладь,
Недвижен лик небес.

О долгий — долгий — скучный сон —
Без проблеска зари —
Где пальцем не пошевели,
Ресницей не сморгни.

Что с этой праздностью сравнить?
Ужели так — все дни —
Томиться в каменном плену,
А погулять — ни-ни?

Что в масло превратить
Благоуханье роз —
Потребно пресс крутить
Без жалости — до слез —

Зато — и жизнь спустя —
Щемящий аромат
Вернет нам лето — что цвело —
Быть может — век назад —

Твердят, что время лечит —
Нет, время — жалкий врач —
С годами скорби крепнут —
Как жилы старых кляч.

Нет, время — не лекарство
От горя и от мук —
А если и поможет —
То был ли сам недуг?

Жизнь подарить нетрудно —
Всевышнему оно
Обыденное дело —
Забава — домино —

И погубить нетрудно —
Важней всего итог —
Не может Бог свои дела
Пускать на самотек —

Пусть гибнущие ропщут,
Но Всемогущий прав —
Там — звездочку добавив —
Тут — девушку убрав —

Измениться? Если
Горы лягут в падь —
Усомниться? Прежде —
Солнце двинет вспять!

От Тебя — отречься?
Мураве полей —
От росы небесной?
От себя — скорей!

Драмы высшее мерило —
Ежедневный быт —
Средь обыденных трагедий —
Тех, что день сулит,

Сгинуть, как актер на сцене,
Доблестней всего —
Если пустота — в партере —
В ложах — никого.

Гамлет бы и без Шекспира
Доиграл сюжет,
О Ромео и Джульетте —
Мемуаров нет.

Человеческое сердце
И его стезя —
Вот единственный театр,
Что закрыть нельзя.

Столь низко пал — в моих глазах —
Я видела — как он —
Упав, распался на куски,
Издав печальный звон —

Но не судьбу бранила я —
А лишь себя одну —
Что вознесла — такой предмет —
В такую вышину.

Тем и тронула бедняжка —
Тем меня и поразила —
Как безмолвно — как смиренно —
Подаянья попросила.

Будь сама я в этом мире
Голодней всех меньших братий —
Голодней — и бесприютней —
Как могла я отказать ей?

А она — не прочирикав
За мою-то крошку хлеба —
Подхватила дань — вспорхнула —
И назад вернулась — в небо —

Нечаянная радость —
Синичью трель подслушать,
Она — как ветер — гладит
И возвышает душу —

Невольное сиротство —
Когда блаженство слепо —
Бездумно — отдается
Первоосновам Неба.

Утратив все в краю родном,
Я вдаль глядел уныло.
Но в край чужой — вослед за мной
Отправилась — Могила.

Приехал я — нашел ночлег —
Вхожу — о, неужели?
Могила — обогнав меня —
Спит на моей постели.

Встаю — она уж на ногах —
Я в дверь — Могила следом —
В любой толпе меня найдет
И отдых ей неведом.

Я гнал ее — лупил — топил
В вине — и вот расплата —
Могиле — крышка. Но в мозгу
Теперь торчит — Лопата.

Чье сердце — королевский Двор —
Тому любой — Монарх —
А бедность принцев обсуждать
Негоже в сих стенах.

Никто не может низложить
Того — кто сам готов —
Судьбы избранник — пурпур свой
Стряхнуть к ногам врагов.

Читаю я весь день
Бессмертья бюллетень —
Нет лучше новостей.

Взираю я весь день,
Как вечность предо мной
Отбрасывает тень.

Встречаю я весь день
Лишь Бога одного —
Меж нами — вещество.

Вот — вкратце — то, что есть.
Случится что еще —
Пришлю немедля весть.

Все невозможное пьянит
И возвышает дух —
Возможным ограничь его —
И яркий луч — потух.

Вино безвкусно — если в нем
Ингредиентов нет
Таких, как Риск и Рок — они
И создают букет.

За горстку крох не станет Дрозд
В руладах рассыпаться —
Но имя леди занесет
В серебряные святцы.

У этих неженок земли
В их жизни быстротечной
Одна мечта — отдать себя
За тень улыбки встречной.

Мы вырастаем из любви
И прячем вещь в комод —
Пока на бабушкин фасон
Вновь мода не придет.

Награды все стяжает гроб,
Упрям, хотя не скор.
Он доведет нас до венца —
Наш первый ухажер.

Любовь — древнее жизни —
И старше смерти — в ней
Первопричина мира
И экспонента дней.

В компании высоких Звезд
Я отроду немела —
На их привет, на их вопрос
Молчала оробело.

Но Звезды мудрые меня
Грубьянкой не считали —
Они почтение всегда
В лице моем читали.

Все забыв — могла я думать
Лишь о нем одном —
Все забросив — незнакомца
Принимала в дом —

Не богат он и не знатен
И не знаменит —
Гость мой — он в себе иное —
Лучшее — таит.

Дом исчез — и лиц не стало —
Целый мир — затих —
Гром — гремел ли — день — сиял ли —
Я не слышу их —

Жизнь — как камушек — швыряю
В темную волну —
Думаешь, я плачу, милый —
Жалуюсь — виню?

Смерть — это разговор двоих —
В ней спорят Дух и Прах.
Смерть говорит — «Все в мире тлен» —
А Дух — «Как бы не так».

Смерть спорит — бьется об заклад —
Но Дух стремится прочь,
Свой бренный прах — как ветхий плащ —
Отбрасывая в ночь —

Не всяк умерший молодым
Безвременно поник —
Бывает юноша — седым,
Ребячливым — старик.

Судьба свершается над тем,
Кто стать собой успел —
Деяний счет, а не годов
Решает — кто созрел.

Далеко Господь уводит
Своих лучших чад —
Чаще — сквозь терновник жгучий,
Чем цветущий сад.

Не рукой — драконьим когтем —
От огней земных —
В дальний, милый край уводит
Избранных своих.

Что нам потребно в смертный час?
Для губ — воды глоток,
Для жалости и красоты —
На тумбочке цветок,

Прощальный взгляд — негромкий вздох —
И — чтоб для чьих-то глаз —
Отныне цвет небес поблек
И свет зари погас.

Я не жила среди болот
И моря не видала —
Но вереск представляю я
И знаю силу шквала.

Я не бывала наверху
У Бога — но заране
Так верю в эти Небеса —
Как будто план в кармане.

Зола есть памятник Огня —
Пусть догорел он весь —
Почти молчаньем эту жизнь,
Что трепетала здесь.

Огонь живет как свет — пока
Но выйдет весь в расход
И станет окислом — каким,
Пусть химик разберет.

Смерть, отопри врата —
Впусти своих овец!
Скитаньям положи предел,
Усталости — конец.

Твоя овчарня — ночь,
Озноб и тишина
Невыносимо Ты близка —
Немыслимо нежна.

Все люди — тайна для меня —
Содержится во всех
Один незаданный вопрос —
Не пуст ли сей орех?

Попробуй сразу угадай!
На вид — совсем неплох —
Для белочки и для меня —
Подарок ли? Подвох?

Природы постоялый двор
Распахнут круглый год —
Для жаждущих и зябнущих
Сюда — свободный вход.

Гостеприимство — вот ее
Единственный закон —
Для нищеброда и пчелы
Равно годится он.

Усталым, алчущим — свой хлеб
Она подаст всегда.
Две вывески над ней — рассвет
И первая звезда.

Награды щедрой от судьбы
Душе не стоит ждать —
Но иногда — как повезет —
Возможно получать

Подачки — на которых ей
Удастся как-нибудь —
Усердно экономя —
До рая дотянуть.

В четыре с четвертью утра
У рощи на краю
Несмело зяблик просвистал
Гипотезу свою.

В пять с четвертью эксперимент
Был — в целом — завершен
И песенки лихой почин
Воспринят как закон.

В семь с четвертью уже — гляди! —
Ни тайны, ни творца —
И снова мир, как колесо,
Понятен до конца.

Жужжанье пчел умокло,
Но воздух не уснул —
В нем чудится какой-то
Потусторонний гул.

Последнее цветенье
Непрочно — только дунь!
Вот Откровенье Книги той,
Чье Бытие — июнь.

Свершилась перемена,
И выдохлось тепло,
Как при уходе друга —
Молчание легло.

И наших тайных мыслей
Невидимая нить —
Становится нам ближе,
Чем люди могут быть.

У ветра функции просты —
В пруду взъерошить воду,
Вздуть паруса,
Накликать март,
Провозгласить свободу!

Воспоминанье — это дом —
В нем есть парадный вход
И есть захламленный чердак,
Где мышь в углу живет —

И глубочайший есть подвал,
Где мрак и пустота —
Я не советовал бы вам
Заглядывать туда.

Сперва казалось — дождь пошел —
Но это ветер был —
Он, как сухой песок, шуршал,
Как волны, в стену бил.

Но ветер сник — и донеслось
Из отдаленных рощ —
Незримых шарканье шагов —
И это было — дождь.

Он по кустам сплеча хлестал —
По крышам лапой скреб —
Он переполнил рвы, пруды —
Разлился как потоп —

Размыл поля — потряс моря —
Содвинул ось миров —
И вдаль, как Илия, умчал
На колесе громов.

Нагромоздить миры — как гром —
И разнести их в прах —
Чтоб содрогнулись все и вся —
Вот это — о стихах —

И о любви — они равны —
То и другое — вспых —
И тьма — кто Бога увидал —
Тому не быть в живых.

Вот говорят, что Небо — врач —
Излечит от всего —
Но мертвому припарки —
Пустое баловство.

Твердят, что Небо — казначей,
И мы пред ним в долгу —
Я не участник сделки —
И спорить не могу.

Когда придется подметать
Чердак воспоминаний —
Почтительнейшую метлу
Найди в своем чулане.

С подвохом этот легкий труд —
Немало ждет сюрпризов
Того, кто тронет старый хлам,
Былому бросит вызов.

А лучше не тревожь — оставь
В покое царство пыли —
Чтоб все — кого ты позабыл —
Тебя навек забыли.

Этот последний шаг,
Неизбежный для всех —
Шумный переполох —
Этот — почти — успех —
Этот — почти — скандал —
Смерти наглядный шок —
Бросил бы все — сбежал —
Если бы бегать мог.

От бездны нитка не спасет,
Надежнее — канат —
Хотя канат как сувенир
Немножко грубоват —

Но что ни тропка — то провал —
И что ни шаг — пролом —
Так что вам, сэр, канат иль нить?
Недорого берем —

Что стоит наших мелких тайн
Щекочущий секрет —
Пред тайной, что Господь хранит
В себе трильоны лет —

Не лучше ли, чем рот раскрыть
И поразить глупца,
Его высокой немоте
Быть верным — до конца —

Ум — чувствами живет
Как всякий паразит —
Насыщена душа —
И ум, вестимо, сыт.

Но если глад в душе —
Ум тоже истощен —
Такой уж судьбами ему
Назначен рацион —

Восторг исчезновения —
Блистающий маршрут —
О вспышка изумления —
Топаз и изумруд —
Свет, пролетевший по цветам,
Вращенье колеса —
Почтовый из Туниса к нам
Домчал за полчаса —

Кончалась дважды жизнь моя —
И все же ждет душа —
Быть может, ей бессмертье даст
Последний, третий шанс —

Сияющий, огромный дар —
Такой, что слепнет взгляд.
Разлука — все, чем грозен рай,
И все, чем славен ад.

Источник